Маша, а вдруг опять…

Маша, а вдруг опять…

О блокаде Ленинграда я впервые узнала в школе, но поняла, что это такое, гораздо позже.
Когда я училась в 9 классе, моя бабушка Екатерина Семеновна Веселова пригласила меня в гости на зимние каникулы в Ленинград. Я очень обрадовалась, потому что только на картинках видела Зимний дворец, Дворцовую площадь, Аничков мост и другие достопримечательности города. В дорогу взяла с собой книгу «Петербург. Петроград. Ленинград»: хотелось побольше узнать о родном городе моего отца.
Встретили меня на вокзале тетя Маша, мой двоюродный брат Всеволод и его сын Дима. Всеволод довез нас с тетей Машей до ее дома, сказал, что вечером приедет в гости с женой, и добавил, что взял отпуск, чтобы поводить меня по Ленинграду.
Войдя в комнату, я увидела: на кровати сидит улыбающаяся старушка в платочке. Это и была моя бабушка Катя. Рядом на диване сидел пожилой мужчина. У него было странное выражение лица.
– Люба, это твой дядя Миша, мой муж, – сказала тетя Маша.
Я поздоровалась, но он не обратил на меня никакого внимания. Он глядел на большие настенные часы.
– Маша, обедать! – громко и требовательно сказал он.
– Да, да, Миша, – заторопилась тетя Маша. – Сейчас. Мой руки, а я пока на стол накрою.
Она показала мне, где можно помыть руки, и побежала на кухню. Туда же отправились дядя Миша и бабушка.
Когда мы уселись за стол, тетя Маша налила нам суп, поставила на стол сметану, тарелку с котлетами и хлебницу, в которой лежало четыре кусочка хлеба. Мы пообедали, потом пили чай с пряниками. Вдруг я увидела, что дядя Миша прячет в карман котлету. Тетя Маша тоже заметила это и сказала: «Миша, положи котлету!» И тут дядя Миша заплакал. Он держал котлету, плакал и твердил одно и то же: «Маша, а вдруг опять. Маша, вдруг опять!»
Я не понимала, что происходит. Тетя Маша взяла котлету, положила ее на тарелку, взяла дядю Мишу за руку и повела в другую комнату.
Бабушка тихо сказала: «Это у него после блокады. Тихое помешательство. Он думает, что блокада не кончилась, и делает запасы. Постоянно прячет продукты то за батареей, то под подушкой, то на балконе. У них с тетей Машей в конце 1941 года сын родился. Все, что можно было продать, вынесли на рынок, чтобы выкормить. Пайка маленькая была у меня, я с Юрой сидела, не работала. Маша с Мишей до ночи на работе, еще и дежурства были во время налета. Жили впроголодь, Миша свою пайку на сгущенку менял, а сам технический желатин в кипятке размачивал и ел. Ветки хвойные кипятили и пили вместо чая, потому что цинга была. У меня все зубы выпали. Тяжко всем было, не одни мы страдали. Вот Миша после блокады и сломался. Врачи сказали, что это не лечится. Мы уже привыкли, следим за ним, а он думает, что нас от голода спасет, запасы делает».
И тут я поняла, что такое блокада. Я обняла бабушку и заплакала. А она гладила меня по голове и тоже плакала.
На следующий день тетя Маша повела меня на Пискаревское кладбище. Оно было недалеко от улицы Карпинского, где жила бабушка. Я постояла у памятника, побывала в музее, прочитала дневник Тани Савичевой, увидела блокадную пайку, которую сложно назвать хлебом. А ведь в блокаду были рады и такой.
Я шла домой и думала о том, что пришлось пережить моим родным в жестокие дни блокады.
За 10 дней, которые я гостила у бабушки, я все поняла о блокаде.
Любовь МОНАХОВА.
Поселок Украинский.