Сайт общественно-политической газеты "ТРИБУНА" Динского района Краснодарского края
Молитва матери
01.12.2015 13:52
У «второй» – второе место
01.12.2015 15:18

Пропуск

Пропуск

«За проявленную техническую смекалку, за спасение самолета МИГ-17 и его пилота от неминуемой гибели наградить специалиста инженерно-авиационной службы старшего лейтенанта Семена Васильевича Савицкого ценным подарком – настольными именными часами» – так оценило командование в/ч № 18382 боевое мастерство, бдительность, доблесть и мужество Семена Савицкого, молодого техника-механика.

Трещина

Большие настольные часы с дарственной надписью 1968 года. Глядя на потемневший циферблат, Семен Васильевич погружается в ту жизнь, которая была там, в прошлом веке.

Служил он в одном из авиационных полков, технически обслуживал и готовил к полету МИГ-17. Пришло время менять двигатель. Мотор новенький, прямо с завода. Свой формуляр и заводской ОТК, что проверке не подлежит. Но бывает так, что лопасти турбины отрываются на взлете и пробивают бак с топливом. Самолет горит и гибнет вместе с летчиком.

«После замены двигателя мы сдаем документ, в котором в каждой графе проделанной работы расписываемся. Дошел до графы проверки турбины методом красок, – вспоминает С. В. Савицкий. – Инженер полка эту графу вычеркнул (так как проверке не подлежит). Это очень трудоемкая и скрупулезная работа. Каждую лопатку (их около 200 штук) надо покрасить чернилами, дать высохнуть, нанести белила. Если лопатка имеет заводскую трещину, то эти чернила выходят сквозь белила в виде волоска».

Воспитанный отцом на культе труда и совести, Семен Васильевич все же решил перепроверить. Он это сделал дважды, увидев на одной из лопаток мотора проявленную трещину. Доложил старшему технику, тот послал его матом. Доложил выше. Самолет расстыковали. Так был спасен летчик, который летал только на этом МИГе, полностью доверяя Савицкому.

Ястребок Сорокина

– Какие у Вас глаза? – не могу скрыть своего удивления.

– Какие?

– Говорящие. В них можно увидеть, о чем Вы думаете.

А думал мой герой о своем далеком военном детстве, где каждый месяц войны равен годам. Подросток, которому всего 11–12 лет, через год войны становился ровесником 25-летнего зрелого юноши.

Летнее утро, тепло, сладко пахнет новоиспеченным хлебом. Уютный зеленый двор, тополиная метель и… война. Семья завхоза, бывшего матроса, грамотного по тем временам человека Василия Савицкого, в количестве шести человек эвакуироваться не успела. Село Довжок Ямпольского района Винницкой области сразу заняли румыны. Немцы были здесь наездами. Первое впечатление восьмилетнего ребенка – страх, вой летящих над селом бомб и их разрывы. Над северной стороной села завязался воздушный бой: краснозвездный самолет один, с крестами – пять. Ястребок загорелся и, кувыркаясь, полетел вниз, глухо ударившись о землю. Летчик спустился на парашюте. Приземлился и застрелился, увидев фашистов на мотоциклах.

«Я со своими братьями, сестрой и соседской детворой побежал туда, а там уже сельские мужики закапывали летчика прямо в поле, рядом с самолетом. Самолет дымился. Нам хотелось пощупать хоть осколок от него, но мужики не пустили. Они снимали с машины запчасти, мотор, лопасти, уцелевшую обшивку и растаскивали по домам. Мы стояли и наблюдали за всем этим. Мать нас встретила хворостиной. Больно было. В 1944-м году нас освободили, красноармейцы перезахоронили летчика в центре села и поставили ему обелиск. Я запомнил его фамилию – Сорокин, с Урала».

Отец

Лицо моего собеседника темнеет от печальных воспоминаний. До войны все жили дружно и неплохо. В магазинах все было, а с началом войны нашлось много предателей. Пацаны в 15 – 17 лет ходили с винтовками. Их стрелками называли, пособниками румынов. Доносили на неугодных им людей, разумеется, не без помощи взрослых. Донесли и на отца Семена: якобы он разваливал церковь и сжигал на поле хлеб. Отца арестовали и посадили в Тираспольскую тюрьму, где он просидел около года. На суде его оправдали. Нашлись свидетели, которые показали, что Василий Терентьевич был беспартийным, верующим и пел в церкви на клиросе. После тюрьмы он пел и при румынах. В тюрьме его заставили поклясться на Библии детьми, внуками и правнуками.

Торбочка и камерники

Семен продолжал учиться во втором классе. Учили Закон Божий. Учебники румынские. Писали на черных досточках, которые носили через плечо, как торбочку. Тряпка и мел в кармане. Одежду донашивали довоенную. Зимой ходили в камерниках (обувь из автокамер). Внутри – устелки из соломы, и туда – босой ногой. А летом и до поздней осени – босые. Есть фотография 7-го класса, где Семен Савицкий сидит в первом ряду босой.

Что касается одежды, то в семье Савицких был такой порядок: каждый сам себя обслуживал. Если порвал штаны – зашей. Сам себе латай одежду, обувь, смазывай ее жиром…

Газетный шпингалет

Так как Сема учился на «отлично», то через каждые полгода его переводили в следующий класс. Он рисовал стенгазету, писал стихи. До войны он делал домашние уроки вместе со своими старшими братом и сестрой. Их хрестоматию знал наизусть, умел читать. Как-то к матери пришел врач и увидел, что ребенок читает газету: «Нельзя мальчику в пять лет читать газеты. Он же с ума сойдет!» Родители запрещали, но этот шпингалет прятался под кровать и там читал. Читал все подряд, что было в доме: географию, хрестоматию, газеты и даже труд В. И. Ленина «Шаг вперед, два шага назад». «Кобзаря» Тараса Шевченко знал наизусть и в его манере начал писать стихи.

Листовка. Анна. Овчарки

Память как бы листала страницы прошлого. Где война, там смерть, а память должна остаться.

«Сталин играет на мандолине, потому забирает (освобождает) Украину!» – написал кто-то крупными буквами и прилепил листовку глиной к столбу. Стали искать – кто? Понаехали гитлеровцы. Предатели указали на 17-летнюю Анюту Дучан. Ей связали руки и привязали веревку к седлу лошади. Затем босую и раздетую таскали по всему селу с биркой на груди – «партизан». Сзади – немцы с овчарками. Чуть подпустят – те грызут девушке ноги. Как выжила, никто не знает. После войны она поступила без экзаменов в мединститут и проработала врачом в своем родном селе до конца жизни.

В 1944-м году перед самым приходом Красной Армии отца опять арестовали. Румын-охранник сильно его избил прикладом. Отец долго лежал без сознания, и с тех пор заболел. Несмотря на это, его призвали в армию на фронт. Воевал он недолго, комиссовали по болезни. Чья-то рука постоянно выводила его из предсмертия к жизни. Он пришел домой.

Победа и Левитан

«Победа. Она была в среду, а мы узнали о ней в четверг утром. Нас построили перед школой, и директор сказал, что мы победили фашистов и разбили их полностью, войны больше не будет».

Вся школа строем пошла к клубу. Кричали: «Да здравствует Сталин!», «Победа!», «Ура!» В клубе нам включили радиоприемник, и мы впервые услышали Левитана. Его голос возник внезапно и застал врасплох, хотя ждали долго. Люди замерли. Я не отрывал глаз от репродуктора, ловил каждый звук. Там, в этой «тарелке», – Москва. «Победа!» – легендарный голос Юрия Левитана, и мы кричали ему: «Ура!»

Первая любовь

– Семен Васильевич, а любовь? Первая, малолетняя…

Он посмотрел на меня долгим взглядом.

– Всю жизнь я думаю о той детской любви, полной солнечного света.

В те далекие военные годы 12-летний малец влюбился в свою одноклассницу Анюту. Играли с ней в догонялки. Чувства его выражались в ловле раков, которых бросал ей под ноги. Она стояла на берегу, ветер раздувал ее коротенькое платьице, а он с детской непосредственностью, стоя внизу, в воде, любовался ее ножками. Увлечение выросло в настоящее чувство. Он робел перед ней, и поэтому не мог переступить грань просто дружеских отношений. Все последующие годы наш юный Ромео мечтал о часе, когда ее увидит.

– Я был на все согласен, лишь бы она меня полюбила. Могу ждать. Могу молчать. Могу перенести жизнь врозь, если она потребует, хотя мне невозможно без нее. Невозможно!

У Семена Васильевича было много знакомых девушек. Некоторые им интересовались, но никто не интересовал его. В какие-то минуты он говорил сам себе: «Кого ты ждешь? Разве можно дождаться человека, который не стремится к тебе, не думает о тебе?» Но жизнь не кончилась. Кроме личных переживаний и чувств у него еще было и свое дело.

Влюбленный в авиацию

Мне кажется, очень многое зависит от того, как сложится жизнь человека вначале, начнет ли он с большой настоящей любви. У Савицкого это не получилось. Но у него получилось другое – его любимые авиация, дочь, две внучки, четыре правнука, объемная клеенчатая тетрадь стихов и поэм и новый человек, который пересек путь его жизни на восьмом десятке лет, любящий и проявляющий заботу о нем. И он вдруг почувствовал, что он совсем другой, и все в нем ликует. Этот новый человек –

Нина! Нина Федоровна Касторная. Когда она нас провожала на хор «Рябинушка», Семен Васильевич, смущаясь и покраснев, глядя на меня, тихо ей шепнул: «Пропуск». Это значит – поцелуй. С таким «пропуском» эта изумительная пара проживет до 100 лет. Должна!

Послесловие

Невозможно уместить на газетной странице всю историю жизни Семена Васильевича Савицкого. Масштаб его судьбы зашкаливает. Интеллигент старой закваски. Славное русское лицо всегда освещено изнутри мыслью и чувством. Он любит шутку, острое слово, стихи и песни. Все быстро привыкают к нему, многие привязываются. Меня тоже почему-то бессознательно потянуло к нему, в его дом, где пахнет блинами и чаем с малиновым вареньем.

Светлана ЗАДОРОЩЕНКО.

Дочь войны.