Легендарный Динской полк. Вспоминают ликвидаторы

Легендарный Динской полк. Вспоминают ликвидаторы

Григорий Петрович Назаренко, участник ликвидации аварии на ЧАЭС:

– До направления на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС работал я в Динской ТП «Агропромтранс» на единственной автомашине «Урал», поэтому по приезде на место сел за руль «КамАЗа» вместе с моим другом и сменщиком Александром Сигидой. Получили инструктаж, что ни в коем случае нельзя отклоняться от маршрута, проверенного дозиметристами. Это смертельно опасно! Мы сменяли первопроходцев нашего полка. Начали возить железобетонные плиты на станцию. Если я шел в первую смену, то мой напарник – во вторую, потом менялись, а главное, дружба и доверие, проверенные годами, помогали поддерживать «КамАЗ» в рабочем состоянии. Первый раз нам дали проводника-прапорщика, и колонной из трех машин поехали по маршруту. Он проходил через канал, наполненный водой, до административного здания, а далее до строящихся тогда 5 и 6 энергоблоков. Таких рейсов я совершил 38!

Органы дыхания мы защищали респираторами «лепесток», курить запрещали, но иногда так хотелось. Нас, водителей машин, скопилось на разгрузке человек 10-12, и мы зашли в недостроенную столовую от глаз подальше, да и крыша, думалось, нас спасет от радиоактивной пыли. Сняли респираторы и начали курить. Вдруг, взглянув друг на друга, поняли, в чем дело: кожа у всех стала менять цвет на такую, какая бывает, когда делают йодную сетку. Потом догадались, что, оказывается, произошел выброс йода, период распада которого (самый малый) – 24 часа. Опаснее всего были выбросы стронция, ведь период его полураспада сотни лет. Вот так мы изучали радиоактивную химию…

Я благодарен тем, кто инструктировал нас строго придерживаться маршрута и не давал права выбора – рисковать жизнью ради скорейшего возвращения домой или нет.

За время пребывания на станции я получил суммарную дозу радиации 18.690 рентген. Рад, что нахожусь в нормальном состоянии, хоть и перенес тяжелую болезнь, но смог с ней справиться. Живу и радуюсь общением с моей семьей, любимыми внуками, принимаю активное участие в общественной жизни чернобыльцев, стараюсь встречаться с молодежью, рассказывать, что если Родина в опасности, надо сначала думать о ней, а потом о себе.

9 мая 2022 года пришел я, как обычно, на парад. Почтил память ветеранов на мемориальном комплексе станицы Динской и подошел к памятнику чернобыльцам – руке, которая держит полезный, но опасный атом. Подзывает меня наш командир полка, который вместе с еще двумя офицерами и Валентиной Николаевной Прокоповой, председателем районного совета ветеранов войны и труда, собирались фотографироваться. Так я и снялся на память с Дмитрием Афанасьевичем Рущуклу, хотя незадолго до отправки домой у нас произошел мужской разговор. На всю жизнь запомнил я, что он мне тогда сказал. Нам, рядовому составу ликвидаторов, приходилось быть в командировке в основном по два-три месяца, редко до полугода, а он был в Чернобыле целых два года и отвечал за каждого из нас.

Виктор Семенович Бобрышев, участник ликвидации аварии на ЧАЭС:

– Погрузились мы 15 мая 1986 года в вагоны и поехали на ликвидацию последствий аварии на атомной станции в Чернобыле. Более двух суток провели в дороге, питались армейскими сухпайками и горячим чаем из буржуйки. Прибыли на станцию Вильча, разгрузили нашу технику и на ней поехали к месту дислокации.

Нас предупредили о возможно высоком уровне радиации и потребовали надеть противогазы, но более двух часов в них дышать было невозможно. Ехали по редколесью, расположились на ночлег в наспех оборудованном лагере, но приехавший вскоре военный начальник сказал, что мы попали в 30-километровую зону и нужно перебазироваться в другое место, что и сделали. На новом месте нас окружал красивый лес, возле которого установили ряды палаток на каркасе для жилья, столовую, душевые и все необходимое для жизни в полевых условиях.

До мобилизации я работал главным инженером совхоза «Агроном», меня и призвали как офицера, лейтенанта запаса. В Чернобыле командовал ротой, входящей в третий батальон, которым руководил майор В. М. Богданов. Нашему батальону было поручено участвовать в уборке радиоактивного мусора на самой станции, поработать там две недели и, набрав предельную норму облучения, вернуться домой. Возле разрушенного энергоблока находилось 8-этажное административное здание, мы разместились на лестничных пролетах и из окон наблюдали за работой одной из рот. Люди совковыми лопатами собирали и грузили в тележки радиоактивный мусор, отвозили и складировали в кучи, которые уже могла погрузить спецтехника в машины и вывезти для утилизации. Пробыли некоторое время в ожидании нашей очереди, но вдруг прозвучал приказ прекратить работы и вернуться в лагерь. По дороге колонна наших машин заблудилась в лесу, долго искали, но в безлюдном месте не у кого спросить, куда ехать. На счастье, попалась на пути пожилая женщина из тех, кто не захотел эвакуироваться, она и указала нам направление к лагерю.

Вверенная мне рота трудилась на разных участках – разгружали цемент из цементовозов, сам лично держал шланг, по которому вакуум всасывал цемент, наш, новороссийский, марки до 1200-1300! Проводили работу по дезактивации деревень, дорог и строений с помощью АРСов и другой спецтехники. Эта работа трудная, но, благодаря ей, постепенно снижался общий уровень радиации в помытых деревнях. Жаль, жизнь туда так и не вернулась…

Вот иногда ругают работников Динского райвоенкомата за то, что призывали из запаса тех, кто имел троих и более детей, кто сам или близкие родственники перенесли тяжелые болезни или утраты, кто стал учиться очно в учебных заведениях… Отвечу таким. Приехавший в наш лагерь военный комиссар Амазасп Мардиросович Нагабедян построил всех ликвидаторов и спросил: «Кто считает, что его неправомерно призвали?» Оказалось, никто из ликвидаторов самостоятельно не сообщил работникам районного военного комиссариата об обстоятельствах, дающих право на отсрочку или отмену призыва.

А я считаю, дисциплина должна быть у каждого военнообязанного, из нее складывается порядок в подобных Чернобылю чрезвычайных ситуациях.

В общей сложности на ЧАЭС я пробыл 107 дней, душа болела за все, что осталось дома: семья, работа, которая именно весной и летом была важна для будущего урожая в моем родном совхозе «Агроном». Ведь отвечал за всю технику! Словом, командиру полка Дмитрию Афанасьевичу Рущуклу долгое время не удавалось мне, офицеру, найти замену, а десятидневный отпуск домой я получил!

Оставшееся время командировки проходило в труде и ежедневных заботах о быте, о проблемах моей роты, а в свободное время я вдруг начал писать стихи. Когда командир полка сказал, что пришла мне замена, и я могу ехать домой, не сразу поверил. Мне поручили сопровождать на Кубань 42 ликвидатора, каким образом удалось улететь, одному Богу известно, ведь в то время шла большая миграция людей из опасной зоны Чернобыля.

После командировки, имея за плечами музыкальную школу в Динской по классу баяна, быстро освоил игру на гитаре. Наши встречи ликвидаторов никогда не обходятся без теплой беседы, воспоминаний о командировке и песен, которых у меня написано более тридцати.

Здоровье поддерживаю в порядке, хотя перенес серьезную операцию на легких. Люблю семью, детей, внуков и свою работу, на которой я уже около 40 лет отвечаю за технику совхоза «Агроном».

Авария

Вот уехали надолго мы от дома и от дел,

Не простившись с женами, с детьми,

Вдруг команда: «По вагонам!» – прозвучала ночью гулкой,

Отозвавшись горечью в груди.

Трое суток по дорогам, мы измучились совсем,

Вышли ночью, а вокруг леса.

Вновь команда: «По машинам!» И пошли дорогой пыльной

Ближе к «фронту» мы, туда, где радиация.

На АЭС цемент грузили, мы глотали пыль сполна,

Ночью на шинелях спали у костра,

Плиты на АЭС возили, на ПУССО машины мыли,

Чтобы жизнь вернулась вновь сюда.

Снова новую задачу получил наш батальон:

Станцию построить в 30 дней.

На дезактивацию ходили, чистили дворы и крыши мыли,

Вспоминая жен и матерей.

Вот работы все закончив, возвращались мы домой,

На душе вдруг стало веселей,

Родине мы долг отдали, чернобыльцами стали,

И Кубань встречает сыновей.

Виктор Владимирович Бондарев, участник ликвидации аварии на ЧАЭС, кавалер ордена Мужества:

– Пробыл я в Чернобыле с 15 мая по 15 сентября 1986 года. До командировки на ЧАЭС работал в Динской строителем. По прибытии на станцию построили нашу роту, и старший лейтенант спросил, есть ли желающие добровольно поработать непосредственно возле ЧАЭС. Я вызвался добровольцем от медроты, а со мной еще пять человек. Повезли нас на автобусе к энергоблоку, перед работой надели парафиновые майки, которые уберегали тело и внутренние органы от радиации, и выдали респираторы. Нашей задачей было взять совковую лопату, побежать к основанию станции, набрать радиоактивный мусор, бегом на расстояние 50-60 метров, высыпать в кучу, которую можно было техникой собрать и увезти на утилизацию. И таких ходок было 3-4. За три минуты. После работы сняли майки, а на теле ожоги, волдыри как от солнца, было очень жарко, и парафин еще добавил температуры. Приняли душ, дозиметристы измерили уровень радиации. Бывало, что и возвращали назад, потому что показания зашкаливали. Опять душ и замер, только после достижения допустимого уровня отпускали.

Потом была сложная работа в городе Чернобыле, что в 15 км от станции, стропальщиком на разгрузке железобетонных плит, которые позже перевозили к станции и укладывали на вновь насыпанный чистый грунт и песок. График работы: сутки, потом сутки отдых. Иногда меня спрашивают, как можно сутки работать? Отвечаю, что выдавались и минуты отдыха, пока не было машин с плитами. Это время мы коротали на барже, где можно было попить чайку. Были свидетелями того, как местные жители, которых спешно эвакуировали, тайно возвращались в свои квартиры, чтобы забрать ценные вещи, и на барже вывозили мебель.

Далее была дезактивация деревень недалеко от лагеря. На расстоянии метра от здания мы на штык лопаты снимали грунт, относили его к дороге, а следующая бригада грузила и увозила грунт на утилизацию. И вот когда набрал я более 25 рентген, сказали, что с меня хватит, и поставили на ответственный участок в лагере – отвечать за горячий чай. Встаю в 4 часа утра, стелется туман, тишина вокруг, и только аисты ловят лягушек. В армейской полевой кухне разжигаю огонь и кипячу котел литров на 100, потом в кипяток в марле опускаю пачек десять грузинского черного чая. К тому времени, как он настоится, после завтрака подходят наши ликвидаторы и набирают в свои алюминиевые фляжки горячий чай, который согревал их во время перекуров. Напою всех чаем, потушу огонь и начинаю готовиться на завтра, надо помыть котел, наколоть дров. Так и прозвали меня в лагере ребята «чайханщиком», а я рад был, что согревал души ребят.

Дома у меня хранится талисман – столовая ложка из нержавеющей стали, которую я взял с собой в Чернобыль, там она мне четыре месяца служила верой и правдой. После возвращения домой вот уже 37 лет первые блюда ем только ею. Домочадцам говорю, шутя, что она облученная, но все и так знают, что мою ложку трогать нельзя…