Легендарный Динской полк. Вспоминают ликвидаторы

Легендарный Динской полк. Вспоминают ликвидаторы

Вспоминает Любовь Александровна Матерова:

– Рано утром 15 мая часов около пяти к нам в окно постучали. Мой муж Борис встал, вышел во двор и минуты через три пришел очень встревоженный, сказав, что через два часа ему необходимо быть в военкомате.

Что случилось, мы не знали. Он начал собираться и ушел в военкомат, а я отвела в детский сад пятилетнюю дочь и пришла на работу. Работала я в Пенсионном фонде Динского района и уже утром узнала, что и у моей коллеги Лидии Рыковой тоже призвали мужа, еще у кого-то, а куда – неизвестно.

Мы тогда пололи свеклу в Новотитаровской. Отработала, забрала дочь из садика, и только на второй день стало известно, что наших мужчин призывают на ликвидацию аварии в Чернобыль. Через семью Авериных муж смог мне передать, что его отправляют вместе с бульдозером, на котором он работал в УМИТе, и отправка будет с железнодорожного вокзала около 17 часов.

 Там стоял военный эшелон, на нем погружены тракторы, бульдозеры, машины, все надежно закрепленные. Многие из призванных мужчин одеты в военную форму, а некоторые еще в гражданской одежде. Людей очень много, я бегаю вдоль вагонов, глаза разбегаются, не могу найти своего мужа. Звучит команда от командира полка Дмитрия Рущуклу строиться: «По вагонам!» Остановились мы с дочкой Василиночкой… Ну, думаю, вот и все. Так и не увидим нашего папочку. И вдруг – чудо! К нам подбегает Борис, обнимает меня и дочь и говорит, что призывают его на месяц, в крайнем случае на два. Больше ничего он не знал, обещал по ходу сообщать. Мы попрощались, и муж побежал к вагону.

Спустя время пришло письмо, в котором Борис написал, что находится возле Припяти и занимается дезактивацией деревень, снимает и захоранивает зараженный грунт, работает и на станции Вильча. Писал не часто, как выкраивал свободное время, о том, что питание и условия жизни нормальные, а ликвидаторы очень устают от трудной работы. До сих пор очень жалею, что не сохранила письма, чтобы показать детям и внукам…

Проходит один месяц, потом второй. Борис пишет, что, скорее всего, скоро его не отпустят, замены нет. Потом домой стали возвращаться те, кто получил предельную дозу радиации. Вернулся Саша Аверин. Я его тогда еще не знала, а он пришел по просьбе Бориса ко мне на работу где-то в августе. Александр сказал мне, чтобы я не волновалась, у мужа все хорошо. Только вместо обещанных двух командировка затянулась на четыре с половиной месяца. Потом Борис написал, что ликвидаторы уже начинают волноваться, все хотят домой к семьям. Приезжал в часть генерал, просил потерпеть еще и дождаться замены, которая будет, скорее всего, к концу сентября.

Так и вышло, четвертого октября мужу пришла замена, а шестого октября он, наконец, был дома! Конечно, радость была неописуема, все сильно соскучились. Как тяжело это сейчас вспоминать. Прошло почти 37 лет, а помнится все, как будто было вчера…

Иван Петрович Присяжнюк, участник ликвидации аварии на ЧАЭС:

– До призыва в Чернобыль я работал в колбасном цехе Динского хлебзавода. Призвали меня 15 мая 1986 года, и пробыл я на ликвидации последствий аварии до 20 августа 1986 года. Надо сказать, что поехал с воодушевлением, считая, что кто, если не я, поможет стране в такую тяжелую минуту? Жена Людмила осталась дома с четырехлетней дочкой Леной и годовалым сыном Володей, и ей было труднее, чем мне, мужчине. Так как у меня была санитарная книжка, и я был связан с приготовлением еды, сразу назначили поваром на кухню. Приключения начались уже в дороге. В наших вагонах наспех оборудовали полевую кухню, грелся чай, кипела вода в котлах для приготовления еды, поэтому было очень жарко, хотя почти постоянно была открыта дверь с одной стороны вагона. Решили мы, несколько кашеваров, открыть и с другой стороны двигающуюся по роликам тяжелую дверь. А полозья этой двери подгнили, и она повисла на «честном слове». Как мы смогли, вцепившись мертвой хваткой в тяжелую дверь, удержать ее от падения на пути следования встречного поезда, остается загадкой. Помню, что уже на очередной остановке поезда мы повесили дверь на место и больше ее не трогали.

По приезде на место нашему командиру стало известно о происшествии с висевшей на волоске вагонной двери, но нас не наказали, видимо, решили, что повторно никто не отважится на такие эксперименты. А наш пот и стертые до крови руки – напоминание о необходимости соблюдения техники безопасности!

Работа в лагере вспоминается как постоянный круговорот: подъем в 4-5 часов, разжигаем дрова и ставим шесть котлов по 300 литров. Дома на газе чайник не сразу закипает, а там такой объем! У каждого свои обязанности: на подвозе воды на спецмашине – Федор Кравченко, хлеборез – наш «большой Вася», так любя называли неунывающего Василия Велигуру, и Васыл Джуманян, помощники Виктор Бондарев и Прокофий Кормильцев. Все крутились как белки в колесе, чтобы ни один ликвидатор не остался голодным, хотя запоздалые и уставшие ребята, бывало, только к отбою прибывали с выполнения задания. Пока за последними уберешь, котлы и утварь почистишь, несколько часов на отдых, и все по новой!

Наши снабженцы знали, что «голодный боец – плохой боец». Жизнь после Чернобыля складывалась по-разному. Казалось, только жить и радоваться подросшим детям, но умерла моя жена. Но я богатый дед, у меня четверо внуков, хочется помогать детям поставить их на ноги и на их свадьбы испечь торты, ведь я – повар! А еще бывает очень обидно, что забыла Европа об освобождении от фашизма нашими дедами и опять поднимает голову недобитая бандеровская нечисть… И забыли они, как мы, ликвидаторы, не жалея своих жизней и здоровья, помогали братскому народу Украины… А стихи у меня получаются вот такие, не судите строго.

Наше дело правое!

Очнитесь, люди, что за бред,

Кто вас ведет на эту бойню!

Взбесившийся кровавый бес,

Позор страны великих воинов?

Разве за то легли деды

В далеком дымном сорок пятом,

Чтобы теперь эти скоты

Глумились памятью солдата…

Опять фашистские кресты,

Три топора и леопарды.

Грозят пантерою они,

Кошачьей прыткостью гепарда.

Забыли сволочи, когда

Их танки сотнями горели,

И «тигры» им не помогли,

Да из бетона цитадели…

Теперь пойдем мы до конца,

Задушим в логове вражину.

Вы разозлили мужика,

Ну что ж, теперь лови дубину.

Конец один для них – позор!

Позор в веках всему их роду,

А наш российский триколор

Всегда несет людям Свободу!

Иван Александрович Крысов, участник ликвидации аварии на ЧАЭС:

– По специальности я слесарь автокрана, работал до командировки на ЧАЭС на Васюринском ЖБИ. Призван 15 мая 1986 года, было мне тогда 25 лет. Прибыл на ликвидацию чернобыльской аварии и занимался разными видами работ. Потом в начале июля объявили, что нужны крановщики, и жена быстро прислала мое водительское удостоверение.

 Нас с васюринцем, моим коллегой и другом Виктором Штуканевым поселили в гостинице города Чернобыля, что в 18 километрах от ЧАЭС. На нашем кране, 10-тонном МАЗе, мы выезжали поочередно на станцию по требованию специалистов по ядерной энергетике из Москвы. Для сооружения саркофага изготовлялись конструкции, сваривались детали огромной величины, которые без помощи вверенной нам техники невозможно было собрать в единое целое. Поставлена была задача в кратчайшие сроки не только соорудить крышу над продолжающим «дышать» четвертым реактором, но и «одеть» его бока, пробурить и залить бетоном днище, то есть со всех сторон замуровать источник радиации в железобетон.

Работали мы не больше четырех часов, так как непосредственно у четвертого реактора уровень радиации был очень высоким. Бывало, даже за такую короткую смену после замеров на одежде уровня радиации до пяти раз приходилось принимать душ и менять совершенно новый комплект белой одежды. Эти меры также, как и отличное питание, чередование рабочего дня с выходным, были направлены на уменьшение действия радиации. Каким был ее уровень, останется навсегда тайной, нам о нем не говорили…

Нам, как крановщикам, было до слез жалко смотреть, как утилизировали с виду нормальные, но напитавшиеся радиацией краны, хороня их в выкопанном пятнадцатиметровом котловане…

 Для сооружения саркофага над реактором из Германии пришел по железной дороге 670-тонный кран «ДЕМАГ». Этот исполин состоял из запчастей, которые мы с Виктором и собирали. Была оборудована площадка на опушке леса в четырех километрах от реактора, потом уже собранный кран своим гусеничным ходом пошел к станции. Нас с Виктором Штуканевым в течение нескольких смен привлекали для разгрузки приходящих комплектующих для этого огромного крана на железнодорожной станции города Чернобыль.

Так я отработал 11, а Виктор Штуканев – 18 дней. Сегодня, увы, моего товарища нет с нами. Постарше меня был, да и «хватанул» рентгенов наверняка больше.